Другие материалы
17 июля, 2024
Материалы
29 августа, 2018
Обзор кампаний по выборам ВДЛ - 2018
1
С 2012 по 2017 г. прямыми выборами руководителей регионов были «охвачены» все 76 субъектов Федерации, в которых полагается их проводить или полагалось до введения косвенных выборов. (Главы Адыгеи, Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Крыма, Северной Осетии, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов, согласно действующему законодательству, избираются парламентами. В Ненецком автономном округе первоначально ввели прямые выборы, их даже успели провести в 2014 г. Но в последующем и в этом регионе избрание губернатора вверили парламенту. Таким образом в настоящее время в 75 регионах главы избираются на прямых выборах, в 10 – на косвенных. Избранный на прямых выборах губернатор Ненецкого автономного округа Игорь Кошин досрочно ушел в отставку в 2017 г. Его сменщика в этом году выберет окружное Собрание депутатов).
В 11 регионах – Республике Коми, Республике Марий Эл, Удмуртской Республике, Забайкальском крае, Амурской, Белгородской, Брянской, Калининградской, Кировской, Новгородской и Рязанской областях – глав за это период избирали дважды.
Так что всего, соответственно, за шесть лет состоялись 87 кампаний.
В этом году прямые выборы глав назначены в 22 регионах. В 21 – Москве, Республике Хакасия, Республике Саха (Якутия), Алтайском, Красноярском, Приморском и Хабаровском краях, Владимирской, Воронежской, Ивановской, Магаданской, Московской, Кемеровской, Нижегородской, Новосибирской, Омской, Орловской, Псковской, Самарской и Тюменской областях, Чукотском автономном округе – они будут вторыми с 2012 г. А в Амурской области и вовсе третьими.
Избирательная кампания проходила под сильным влиянием негативной повестки, связанной с пенсионной реформой. В целом ряде субъектов (Ивановская, Владимирская, Архангельская, Иркутская, Ульяновская области и Республика Хакасия) рейтинг ЕР упал ниже 30%. Но ВДЛ за счет своих социальных инициатив имели возможность снизить этот эффект. Однако у партии, которая в этих же субъектах шла на выборы в ЗС (в частности, в Ивановской и Владимирской областях), возможностей для такой работы было гораздо меньше и ее рейтинг и возможный результат могут пострадать гораздо больше.
2
Большинство выборов 2012–2017 гг., как мы отмечали в своих предыдущих материалах, прошли по доминантным сценариям. То есть их победители были известны заранее, борьба если и велась, то сугубо за вторые места (для кандидатов и/или выдвинувших их партии они могут оказаться ценными призами в перспективе других выборов – в ГД, в парламент региона и пр.).
Лишь в 10 регионах отмечалась конкуренция в том смысле, что результаты кандидатов власти оказывались заметно ниже ожидавшихся, они неубедительно преодолевали планку, отделяющую от второго тура. И лишь в одной Иркутской области в 2015 г. угроза второго тура материализовалась и вместо врио губернатора Сергея Ерощенко в итоге избрался депутат ГД от КПРФ Сергей Левченко.
Если более подробно, то картина получается следующая:
2012 г. – «дебютные» выборы в пяти областях, конкурентных кампаний не было (в Брянской области возникла угроза поражения врио Николая Денина, но его соперник - депутат ГД от КПРФ Вадим Потомский по договоренности свернул свою кампанию);
2013 г. – выборы в восьми регионах, конкурентной была лишь кампания по выборам мэра Москвы;
2014 г. – выборы сразу в 30 регионах, конкурентными были лишь алтайская и, пожалуй, якутская кампании;
2015 г. – выборы в 21 регионе, конкурентными были кампании в Марий Эл, Амурской, Архангельской и Омской областях, в Иркутской области кандидат власти проиграл;
2016 г. – выборы в семи регионах, конкурентными были кампании в Забайкальском крае и Ульяновской области;
2017 г. – выборы в 16 регионах, конкурентных кампаний не было.
Забегая немного вперед, отметим, что в этом году все 22 кампании доминантные.
3
Некоторые наши коллеги склонны объяснять неконкурентность выборов в сугубо административной логике - главы и врио глав, используя имеющиеся в их распоряжении институты и ресурсы, в частности муниципальный фильтр, отсекают всех мало-мальски опасных конкурентов и выстаивают максимально удобные для себя кандидатские конструкции.
Бессмысленно отрицать, что злоупотребления тем же муниципальным фильтром происходили не раз. Мы сами это отмечали в своих докладах и комментариях. Однако есть и другие факторы, способствующие минимизации конкурентности. Причем они более глубокие и потому более значимые.
Во-первых, превосходство кандидатов власти задается не только и не столько их административным ресурсом, а авторитетом Владимира Путина. Назначая врио глав, он по существу выдвигает их на выборы, последующие решения партий (назначаются ведь не только «единороссы») носят формальный характер. С переизбирающимися действующими главами ситуация отличается ненамного – само их выдвижение на новые сроки по умолчанию предполагается одобренным Президентом. Соответственно, конкурировать с выдвиженцами В. Путина, который сам в 2012 г. набрал 63,6% голосов, а в 2016-м – 79,7%, мягко говоря, объективно затруднительно.
Во-вторых, системные оппозиционные партии, а тем более несистемная оппозиция не только не располагают административным ресурсом (на то они, собственно, и оппозиционеры), но и кадрами, способными убеждать региональные элиты и электораты в предпочтительности альтернативы и проводить эффективные кампании. Та же КПРФ некогда имела в своих рядах целую когорту номенклатурных профессионалов, выброшенных из власти в 1991 г. и жаждавших реванша. Им не нужно было обосновывать свои претензии, за них говорили их биографии. Но то поколение ушло. И теперь коммунисты выставляют молодых функционеров или средней руки предпринимателей. Кому они могут быть конкурентами? В лучшем случае им удается собирать антирейтинг власти и конкретных губернаторов. С. Левченко, к слову, в советские времена дорос до поста первого секретаря Ангарского горкома КПСС. Он едва ли не «последний из могикан». Но даже его победа в общем-то не его и не победа. Иркутяне голосовали скорее не за С. Левченко, а против С. Ерощенко.
В-третьих, упомянутые региональные элиты, а также федеральный бизнес, активно участвовавшие в выборных кампаниях в 1990-х гг. и начале 2000-х, поставлявшие кандидатов, инвестировавшие в них, давно усмирили свои амбиции и лишились прежней субъектности. И к тому же ценность губернаторства для всех этих групп резко снизилась. 20 лет назад «свой» глава региона был полезен, а иногда просто необходим, поскольку тогда активно делили собственность. Но переделы давно закончились, а полномочия и возможности губернаторов сократились. Сейчас они – высокостатусные чиновники, встроенные в исполнительную вертикаль, со всех сторон «прижатую» другими вертикалями – партийной, силовыми и пр.
В-четвертых, конкурентность на губернаторских выборах зачастую не востребована избирателем. Руководителей регионам подбирает Президент. Граждане в массе считают это совершенно нормальным и правильным. А к выборам относятся как к формальной процедуре, в чем-то даже избыточной. В противном случае спрос на конкурентность предъявлялся бы регулярно. И на конкурентных выборах явка избирателей была бы выше, чем на доминантных. Но этого не наблюдается. Поэтому конкурентные сценарии обречены быть исключениями из правила, предопределенными, например, непогашенными вовремя внутрирегиональными конфликтами, интригами против отдельно взятых губернаторов, ошибками штабов. Но за шесть лет накопился приличный опыт «ранней диагностики» подобных угроз. И к тому же пришло ясное понимание, что искусственное стимулирование конкуренции бессмысленно и даже деструктивно. Поэтому исключений не наблюдалось в прошлом году и не наблюдается в нынешнем.
4
В своем прошлогоднем докладе мы немного потеоретизировали на тему доминантных выборов. Позволим себе две самоцитаты, они здесь будут актуальны:
«Выбор не перестает быть выбором от того, что один из вариантов решения заведомо более предпочтительный, выгодный, чем другой. Выборы не перестают быть выборами, если заранее известно, кого изберет большинство голосующих».
«Главная цель выборов - связать народ (конституционный источник власти) и непосредственных носителей либо претендентов на нее (в данном случае глав или врио)».
Конечно, допустимо вменять выборам и иные цели. К примеру, развлечение публики состязательным зрелищем. Или купирование недовольства – «пар уходит в гудок» (хотя зачастую этот самый «пар» как раз и «нагнетается» благодаря выборам). Только нужно понимать, что все эти цели были и будут как минимум вторичны.
5
Доминантные кампании, разумеется, не похожи друг на друга. Поскольку их прошло уже несколько десятков, пришло время уточнить терминологию.
Первый очевидный критерий для разграничения – степень предопределенности доминирования кандидата власти.
В одних случаях действующий глава или врио явно и безоговорочно доминирует в региональной политике благодаря собственным заслугам либо достижениям предшественника. Следовательно, сколько-нибудь заметные оппоненты и конкуренты отсутствуют как явление.
В других доминирующее положение носит условный характер. Чтобы его обеспечить, потребовалось нейтрализовать оппонентов, используя те или иные средства, от договорных до «силовых».
Использовав этот критерий к проходящим кампаниям мы сходу выделим как предопределенно-доминантные, в частности, московскую, подмосковную, красноярскую, кемеровскую и тюменскую. У Сергея Собянина, Андрея Воробьева, Александра Усса, Александра Моора и Сергея Цивилева объективно нет оппонентов на региональном уровне. Здесь имеются в виду те, кто действительно в состоянии бросить вызов.
С. Собянин восемь лет занимает пост мэра, у него уникальный опыт, включающий управление Тюменской областью, руководство Администрацией Президента, работу в Правительстве. Откуда среди городских деятелей возьмется равный ему? Заслуги С. Собянина очевидны любому, кто жил в Москве при его предшественниках, кто помнит повсеместный развал начала 1990-х и «северный Стамбул» в исполнении Юрия Лужкова. Даже самые упертые критики Мэрии не могут отрицать, что за последние годы столица изменилась качественно и стала наконец по настоящему современным европейским городом. Московский бюджет увеличился с 1,1 трлн руб. в 2010 г. до 2 трлн в 2017-м и это не предел. Программа, с которой С. Собянин баллотировался в 2013-м, выполнена практически полностью. Кстати, его нынешняя кампания отличается ставкой на прямую коммуникацию и активное использование инструментов обратной связи – большое количество встреч с избирателями, высокий уровень локализации (по сути программа Мэра впервые объединяет 146 специально разработанных районных программ на основе пожеланий жителей), активное использование социальных медиа и т.д.
А. Воробьев несколько лет возглавлял Центральный исполком ЕР и кроме прочего провел сотни кампаний, от федеральных до местных. Политических менеджеров подобного уровня можно пересчитать по пальцам. И, разумеется, среди них не было и нет подмосковных депутатов и мэров. В 2012 г. А. Воробьев продолжил дело Сергея Шойгу, переведенного на пост министра обороны (тот проработал губернатором с мая по ноябрь 2012 г.). Было непросто, ведь регион им достался в весьма запущенном состоянии. Но за пять лет А. Воробьев более чем преуспел как администратор и управленец, достаточно напомнить о беспрецедентных объемах дорожного строительства.
А. Усс почти 20 лет председательствовал в Законодательном Собрании как лидер «партии красноярцев», пережил четырех губернаторов-«варягов». Свое нынешнее место он не просто заслужил, а занял по праву, никто это не оспаривает.
Бывший тюменский мэр А. Моор – соратник и преемник успешного Владимира Якушева, опытный угольщик С. Цивилев – сменщик Амана Тулеева, «народного губернатора», одного из политических тяжеловесов 1990-2000-х гг. У обоих «наследников» есть все, чтобы попытаться превзойти предшественников.
С другой стороны, например, Андрей Травников, направленный из Вологды в «сложноустроенную» Новосибирскую область, естественно, не мог рассчитывать на теплый прием. Новосибирцы не привыкли к «варягам», с 1991 г. там все главы назначались или избирались из числа местных. Анатолия Локотя, мэра Новосибирска и первого секретаря Обкома КПРФ, многие заранее объявляли «новым Левченко». И потому А. Травникову пришлось заключить с ним публичный договор. А. Локоть не пошел в губернаторы, а врио пообещал в будущем году поддержать его на мэрских выборах. Т.е. связал себя серьезным обязательством.
Непросто приживается в Омской области «эсер» Александр Бурков. А коммунист Андрей Клычков – в Орловской. Да, КПРФ не стала выдвигать кандидата и против А. Буркова, не прошел муниципальный фильтр известный орловский предпринимателей Виталий Рыбаков. Но, думается, что после выборов А. Буркову и А. Клычкову еще не раз придется отстаивать свое лидерство.
В названных регионах выборные сценарии рукотворно-доминантные.
Как и в Хакасии, где КПРФ не стала выдвигать предпринимателя Александра Семенова, едва не избравшегося в 2016 г. в ГД от «общереспубликанского» Хакасского округа.
Как и в Якутии, где не стал выставляться депутат ГД от опять же «общереспубликанского» Якутского округа, лидер местных «эсеров» Федот Тумусов; где «Гражданская Платформа» отозвала с выборов Эрнста Березкина, занявшего второе место на выборах главы в 2014 г. (58,8%/29,5%)
Как и в Амурской области, где от выдвижения воздержался «жириновец» Иван Абрамов, в 2015 г, едва не выбивший Александра Козлова во второй тур (50,6%/28,3%), а в 2016-м переизбранный в ГД от «общеобластного» Амурского округа и т.д.
Второй критерий – степень комфортности кампании.
Она задается отсутствием или наличием проблем и рисков. Здесь нужно учитывать политическую историю региона, особенно, разумеется, электоральную. Если какие-то недавние выборы проход оказались неудовлетворительными, то нынешняя кампания не может быть комфортной по определению. Даже если кроме кандидата власти зарегистрированы лишь технические кандидаты. Разумеется, влияют на комфортность и общий криминально-коррупционный фон, и скандалы, случившиеся на стадии выдвижения и регистрации кандидатов. Если накануне кампании и тем более уже после ее старта было возбуждено дело против, к примеру, заместителя главы, то о комфортных выборах говорить не приходится.
Комфортности тем меньше, чем выше известность и/или ресурсность оппонентов, выдвинутых КПРФ и/или ЛДПР (иногда стоит обращать внимание на «эсеров» и даже кандидатов малых партий), чем активнее они ведут кампанию. Потому как в этом случае возникает либо повышается риск перехода доминантного сценария в конкурентный. С. Левченко на старте не воспринимался как угроза.
Наиболее некомфортной кампанией из нынешних стала, пожалуй, владимирская. Светлана Орлова прежде публично жаловалась на враждебное отношение к себе со стороны областных силовиков (после ареста своего заместителя Елены Мазанько).
Кандидат КПРФ известный московский журналист Максим Шевченко, не преодолевший муниципальный фильтр, обвинил губернатора и ее подчиненных в том, что они оказывали давление на местных депутатов. И пообещал продолжать борьбу, благо он также участвует в проводящихся параллельно выборах в Законодательное собрание региона как лидер списка Компартии. Учитывая федеральную известность М. Шевченко и его связи в СМИ, любым скандалам на владимирских выборах обеспечено дополнительное внимание. Не придется удивляться, если у С. Орловой будет один из самых низких результатов в этом году.
Некомфортная кампания и в Хакасии. Виктор Зимин в последние годы пережил арест руководителя своей Администрации Владимира Бызова (который в феврале с.г. был осужден за взяточничество и приговорен к девяти годам лишения свободы в колонии строгого режима) и ряд других коррупционных скандалов, в которых фигурировали крупные республиканские чиновники.
Не добавили комфортности и слухи о том, что кандидат ЛДПР хакасский журналист Михаил Валов не смог собрать подписи муниципалов, поскольку имел шансы выйти во второй тур.
Выборы в Якутии и Алтайском крае предопределенно-доминантные, но вместе с тем тоже некомфортные. Там довлеет шлейф прежних провалов. В Алтайском крае в 2016 г. ЕР получила наихудший результат (35,1%), а В. Путин в 2018-м – второй с конца (64,6%). В Якутии хуже всего проголосовали за Президента (64,3%) и лучше всего за Павла Грудинина (27,2%). К тому же предыдущие выборы главы республики сопровождались скандалами и прошли конкурентно. Второй тур был тогда вполне вероятен. В этот раз ни в Якутии, ни в Алтайском крае скандалов не было. Но Айсену Николаеву и Виктору Томенко все равно полагается, как говорится, «дуть на воду».
В Хабаровском крае в губернаторы второй раз баллотируется депутат ГД от ЛДПР Сергей Фургал. В 2013 г. он набрал 19,1%, а 2016-м переизбрался в парламент в Комсомольском округе. Вряд ли у него есть хоть какое-то желание избраться губернатором. Но иногда голоса буквально «липнут» к кандидату. Вячеславу Шпорту не стоит об этом забывать. Как и А. Травников должен знать, что представляющий ЛДПР Дмитрий Савельев, тоже депутат ГД в 2014-м, будучи спарринг-партнером Владимира Городецкого, получил 18,8%. Это все, разумеется, без учета низких результатов ЕР в 2016 г. и в Хабаровском крае, и в
Новосибирской области (37,3% и 38,2% соответственно) и низкого результата В. Путина в крае в 2018-м (66,7%).
Зато комфортно избирается Дмитрий Азаров в Самарской области. Его предшественник Николай Меркушкин оставил ему хорошее электоральное наследство, объективно хорошее. Вместе с тем он, мордовский «варяг» был весьма непопулярен (несмотря на свои «выдающиеся» 91,35% на выборах 2014 г.) и коренного самарца Д. Азарова, возвращенного из фактической ссылки в Совет Федерации, большинство региональной элиты встретило как «освободителя». Обстановка в регионе относительно спокойная, от КПРФ и пр. выдвинуты непритязательные кандидаты.
Комфортные выборы и у нижегородского Глеба Никитина, и у магаданского Сергея Носова, и у чукотского Романа Копина. Это не говоря про А. Моора, А. Усса, С. Цивилева и др.
Напрашивается третий критерий – результат. Он слагается из двух показателей, а именно а) явки, б) собственно результата губернатора или врио. Дать оценку мы сможем только 10 сентября. Поэтому пока ограничимся несколькими замечаниями.
Конечно, нет никакой нужды увлекаться максимизацией результата. 90-процентные рекорды в современных реалиях вызывают скорее недоумение, а не восхищение.
Главам, переизбирающимся на вторые или третьи сроки, необходимо получить цифры не ниже предыдущих, поскольку явное снижение может быть и скорее всего будет проинтерпретировано как неодобрение его работы избирателями, ухудшение социального самочувствия в регионе и, соответственно, стимулирует разнообразные интриги и пересуды насчет перспектив ротации.
Какая победа убедительнее – с высоким результатом при невысокой явке или с оптимальным результатом (60-70%) при средней явке? Ответ неочевиден, поскольку в обоих случаях можно получить больше «живых» голосов. Важно лишь понимать, что абсолютные цифры объективно важнее процентных особенно для губернаторов, повторно участвующих в выборах.
