Мнения

Из интервью корреспонденту "Известий" Наталье Башлыковой

 

— Решение о возвращении губернаторских выборов было принято, когда вы еще работали в АП. Как вам кажется сейчас, это было правильное решение?

 

— Абсолютно правильное. Выборы — это более открытая и демократичная процедура, чем любой другой механизм наделения полномочиями. Хотя бы потому, что количество людей, вовлеченных в электоральный процесс, неизмеримо больше.

 

— Насколько возвращение выборов повлияло на эффективность работы губернаторов? 

 

— Это положительно влияет на качество государственного управления в регионах. В новых условиях губернатор должен быть не только эффективным хозяйственным руководителем, но и политиком, пользующимся доверием населения. Выборность подразумевает, что при принятии управленческих решений региональные власти должны более детально учитывать общественное мнение, понимать социальное самочувствие граждан, оперативно реагировать на проблемы, волнующие людей, и возникающие кризисные ситуации.

 

— Оправдала ли себя идея муниципального фильтра? Можете ли сегодня раскрыть секрет, кто был ее автором?

 

— Никакого секрета нет. При подготовке законопроектов, регулирующих вопросы внутренней политики, по инициативе первого замруководителя АП Вячеслава Володина начал реализовываться системный подход, предполагающий создание нескольких рабочих групп, изучающих и анализирующих как российский, так и зарубежный опыт. Так было и в этом случае, и во многих других. Так что это результат коллективного творчества ученых из целого ряда авторитетных академических институтов, экспертов, политологов и политиков.

 

А что касается муниципального фильтра, то свое мнение я уже высказывал — он себя оправдал. Это показали два прошедших электоральных цикла выборов (в 2012 и 2013 годах). К кандидатам все-таки должны предъявляться квалификационные требования. Убежден, что политик, имеющий в регионе репутацию и опыт, без особого труда соберет для выдвижения необходимое количество голосов (подписей) муниципальных депутатов.

 

— Есть ли сегодня в России кадровый голод на хороших управленцев-губернаторов? Иногда в СМИ можно со ссылкой на источник встретить фразу: у нас в этом регионе очереди из кандидатов не стоит...

 

— Оставлю такого рода заявления на совести так называемых экспертов и некоторых журналистов. Они не только плохо знакомы с ситуацией, но и высокомерно и неуважительно отзываются о других регионах, где живут их сограждане. Безусловно, есть регионы со сложной экономической и социальной ситуацией. Однако и в сложных регионах, и в процветающих всегда есть люди, готовые брать на себя ответственность, участвовать в выборной кампании, бороться за доверие избирателей, готовить свои программы развития и, главное, работать.

 

— Каковы критерии кадровой политики? Почему в основном ставка делается на кандидатов «Единой России»?

 

— Действительно, на всех прошедших губернаторских выборах победили кандидаты, которые либо выдвигались, либо были поддержаны «Единой Россией». Не будем забывать, что ЕР является многолетним лидером на партийном поле, ее представители есть на всех уровнях власти и у партии самая длинная и самая качественная «скамейка» кандидатов. Наш фонд по результатам выборов 2013 года подготовил доклад, в котором были проанализированы кампании в регионах. Мы пришли к выводу, что большинство из этих кампаний проходили по «референдумному» сценарию — по сути, выборы становились референдумом о доверии действующему губернатору или исполняющему обязанности. Но такая модель — это тоже выборы. Они определяют политический status quo, фиксируют, кто сейчас политический лидер в регионе, кто главный оппонент, кто подпирает главного оппонента.

 

Конкурентность и открытость стимулируют появление в регионах сильных политиков. Через 4–5 лет такой ситуации референдумные сценарии станут скорее исключениями. Уступят место конкурентным. Даже через год-два мы увидим совсем другие выборы.

 

— Вы выступили инициатором создания единого интегрального рейтинга губернаторов, чем не устраивают существующие?

 

— На мой взгляд, у всех существующих рейтингов есть один серьезный изъян: они основываются на мнениях экспертов, что является в современных реалиях фактором необходимым, но не достаточным. Мнение экспертов важно, но это один из критериев. Гораздо большее значение имеют объективные данные: социология, то есть оценка работы руководителя региона самими жителями, а также экономические показатели и уровень информационного благоприятствования. Все эти факторы, включая и мнение экспертов, и будут учитываться при формировании нашего рейтинга. Надеюсь, что методика оценки, которую мы сейчас дорабатываем, будет достаточно открытой и понятной, объективно отражающей положение дел в регионах. Думаю, что в середине декабря мы представим первый выпуск этого исследования. Оно будет называться «Рейтинг эффективности губернаторов».

 

— Создавая Фонд развития гражданского общества вы заявили, что будете заниматься изучением протестных настроений. Ведется ли фондом эта работа и каковы ее результаты?

 

— В ноябре прошлого года мы выпустили доклад, где проанализировали протестную волну 2011–2012 годов. Изучили статистику и географию протестных выступлений, социологию, отражающую настроения, политические предпочтения и мотивацию участников. Безусловно, занимаемся этим и сейчас, но мне кажется, что в обозримой перспективе о таких заметных, сопоставимых с той протестной волной, явлениях говорить не придется.

 

— Почему, на ваш взгляд, сдулась Болотная, из-за которой власть пошла на ряд либеральных реформ? Означает ли это, что протестные настроения исчезли?

 

— Я бы не связывал реформы, направленные на развитие политической системы, с протестными выступлениями. Во-первых, выходившие на Болотную и Сахарова не требовали либерализации законодательства о партиях или, скажем, выборности губернаторов. Эти шаги обсуждались и готовились давно. Во-вторых, в уже упоминавшемся докладе мы указали на ряд причин, по которым протестная волна пошла на спад. Основная причина — это разбалансированность между мотивацией участников акций и риторикой их спикеров. Например, те, кто выходили на улицы, были недовольны тем, что по итогам выборов в Госдуму не увидели в парламенте своих представителей — они хотели, чтобы их голос был услышан, а с трибун звучали абстрактные лозунги, призывы и требования. Еще одна важная причина спада протестной активности состоит в том, что с февраля 2012 года акции перестали носить мирный характер, их организаторы начали устраивать провокации и рядовым участникам не была гарантирована безопасность. Но самое главное — это несоответствие политических предпочтений участников митингов, половина из которых в марте 2012 года на президентских выборах проголосовали за Владимира Путина, и антипутинской риторики большинства выступающих.

 

Если говорить вообще о протестных настроениях, то сдулось, используя вашу терминологию, только белоленточное движение. В демократическом обществе гражданская активность не может исчезнуть, она признак политического здоровья. Но не всегда она принимает формы протестов и уличных выступлений.

 

— Какую главную ошибку совершил лидер оппозиционеров Алексей Навальный? Есть ли у него будущее как у системного политика?

 

— Я уже говорил, что участие Навального в выборах мэра Москвы превратило его из блогера и общественного активиста в политика, который пытается получить поддержку избирателей в ходе электоральной процедуры. Однако надо понимать, что результат на московских выборах во многом обусловлен стечением разных обстоятельств, многие из которых от него и не зависели. Кто-то голосовал за Навального как за участника протестного движения, кто-то по поколенческим соображениям. Кто-то потому, что был уверен в победе Собянина и хотел поддержать альтернативного кандидата, другие — потому что хотели помочь ему таким образом остаться на свободе. Для кого-то он был персонифицированной графой «против всех». Это крайне зыбкая основа для формирования электорального ядра.

 

Что касается перспективы, то здесь многое зависит от самого Алексея Навального. Публичная политика устроена таким образом, что мало получить хороший результат на выборах. Необходимо ежедневно доказывать проголосовавшим за тебя людям, что они не ошиблись в своем выборе. В силу вышеназванных причин Алексею Навальному сделать это будет очень непросто. Он хорошо оседлал тему борьбы с коррупцией, однако для создания партии или успешной кампании в МГД этого недостаточно. А за пределами этой темы он смотрится пока крайне неубедительно. Часто делает ошибки и нарывается на критику вчерашних сторонников. Достаточно вспомнить историю с «Русским маршем». 

 

— Как вы оцениваете результаты партийной реформы, как долго такая многопартийность просуществует?

 

— В нашей стране многопартийность существует с момента провозглашения новой российской государственности в 1991 году. И нет никаких оснований говорить о том, что она закончится. Более того, Владимир Путин в предвыборной статье «Демократия и качество государства» заявил: «Политическая конкуренция — это нерв демократии, ее движущая сила». Так что за многопартийность можно не беспокоиться.

 

Если вас интересует, какова будет судьба тех пяти десятков партий, зарегистрированных в последние годы, то здесь есть над чем задуматься. Возглавляемый мною фонд сейчас завершает работу над докладом о партийной системе в России. Сегодня уже можно подвести первые итоги периода бурного партстроительства. В этой связи хочу напомнить слова Вячеслава Володина на семинаре-совещании для вице-губернаторов по внутренней политике: «Наша партийная система, которая формировалась на протяжении двух лет, приобрела определенные контуры и сформировалась из парламентских партий, восьми новых партий и остальных только что зарегистрированных, но пока не сумевших провести своих представителей в региональные парламенты».

 

Сейчас наступает следующий важный этап — повышение эффективности сложившейся партийной системы. В современных демократиях существует консенсус о роли партий — они должны содействовать широкому народному представительству во власти. В некоторых странах это даже закреплено на законодательном уровне. 

 

Чтобы система эффективно работала, необходимо предусмотреть меры, которые стимулировали бы развитие партий, решающих задачу политического представительства и отфильтровывали бы тех, кто этим не занимается. Знаете, в маркетинге есть теория, в соответствии с которой избыточное количество альтернатив осложняет осознанный выбор и вызывает у потребителя чувство разочарования и неудовлетворенности. Мне кажется, это справедливо и для политики.

 

— Останется ли правящей партией «Единая Россия»? Каковы шансы стать партией у ОНФ? Не пошатнула ли конкуренция между ними политическую систему?

 

— ОНФ является общественной организацией, объединяющей сторонников Владимира Путина. И разговоры о конкуренции, на мой взгляд, не имеют под собой оснований, так как «Единая Россия» выступает в качестве политического интерфейса «Фронта», обеспечивая в системе законодательной власти реализацию идей, вырабатываемых в рамках ОНФ.

 

Думаю, что в ближайшие годы «Единая Россия» будет лидирующей политической силой, а на парламентских выборах в 2016 году она имеет все шансы получить большинство. А уж каким оно будет, относительным или абсолютным, решит избиратель.

 

— Есть ли конкуренция между Путиным и Медведевым? Произошла ли переориентация элит после президентских выборов?

 

— Элита всегда была ориентирована на Владимира Путина. Хочу напомнить, что именно он предложил Дмитрия Медведева на должность президента. Именно это обеспечило в 2008 году консенсус элит и мобилизацию избирателей. Электоральный рейтинг Путина всегда был выше рейтинга Медведева, даже когда последний был президентом. Группа поддержки Дмитрия Медведева, как мне кажется, находится внутри электорального поля Путина. Кстати, это можно сказать и о многих других современных политиках. Дело в том, что идеологический и ценностный каркас, вокруг которого сформировалось путинское большинство (а это рыночная экономика, демократия, патриотизм, социальная стабильность, социальные гарантии), позволяют объединяться вокруг действующего главы государства и его программы большинству наших граждан, представляющих самые разные социальные группы.

 

— Вам приписывают авторство термина «национализация элиты», курс на которую был взят властью в прошлом году. Насколько успешен этот процесс и можно ли говорить о его завершении?

 

— Если говорить о формальной юридической стороне дела, то принят соответствующий закон, запрещающий госслужащим иметь за рубежом банковские счета и акции. Это крайне важно для обеспечения безопасности и деконструкции коррупционных механизмов. В этом смысле процесс завершен и результат достигнут.

 

Если же посмотреть на проблему шире, то речь должна идти не только о чиновниках. Формирование национальной идентичности должно затрагивать все слои общества, и в первую очередь элиты — творческую, научную, предпринимательскую. Речь здесь идет не о запретительных мерах, как это трактуют некоторые «специалисты». В конце концов, в этом случае уже не имеет значения, кто где живет и в какой стране делает бизнес. Более того, для страны важно, чтобы российские компании находили новые рынки сбыта, а ученые получали возможность использовать передовые разработки ведущих мировых центров и работать в них.

 

Речь идет о выработке консенсуса всех значимых сил общества по темам, которые в любой цивилизованной стране являются непреложными истинами, — это общие ценности, такие как любовь к Родине, уважение ее истории, желание успеха своей стране. Поэтому «национализацию элит» можно рассматривать как формирование единого консенсусного пространства вокруг государства, его интересов и интересов людей в нем.

 

На круглом столе в августе 2012 году, когда термин «национализация элит» прозвучал впервые, я привел слова И. Бродского из эссе «Взгляд с карусели» о том, что подлинным эквивалентом третьей мировой войны представляется перспектива войны экономической. Битвы этой войны будут носить наднациональный характер, но торжество всегда будет национальным, по месту прописки победителя.