Мы взяли для себя паузу в полгода, чтобы определиться. В мае-июне решим, каким образом будем работать дальше по изучению эффективности губернаторов.
А какова судьба других проектов?
Мы заканчиваем работу над третьим выпуском исследования "Путинское большинство". Доклад будет посвящен не только структуре и тому, как она видоизменяется. Мы сделаем проекцию на выборы исходя из текущих электоральных рейтингов, структуры путинского большинства - профессиональной, демографической, урбанистической. Один из главных выводов доклада - что путинское большинство молодеет. Среди устойчивых сторонников добавилось много молодежи, людей до 23 лет. Их всегда было достаточно много, но сейчас, впервые за три года, что мы ведем исследование, зафиксирован рост.
Как изменилась ваша работа с приходом команды Сергея Кириенко?
А как она должна была измениться? Появились какие-то новые задачи, какие-то, наоборот, ушли из повестки. Обычное дело.
Не так давно широко обсуждалось влияние Telegram-каналов на социально-политическую ситуацию в стране. Как вы считаете, тема остается актуальной?
Существует мода. Если говорить о влиянии Telegram-каналов на электоральные процессы, оно минимально, менее 1%. Как вокруг этого может быть построена федеральная или региональная кампания? Даже местные выборы не могу быть построены. Хайп есть, но не более того. Действительно, люди, которые не могут высказать свои мысли, предположения в прессе или где-то еще используют для этого Telegram. Качество высказываемых мыслей, идей, инсайдов вызывает большие сомнения и очень неоднородно.
Как, в таком случае, в целом меняется роль интернета в электоральных процессах? Последние годы говорится о неизбежном наступлении "эры интернета" в этой сфере.
Есть структура медиапотребления. Есть доказанная эффективность каждого из инструментов политической коммуникации. В ней 70 % принадлежат традиционным медиа, 30 % - интернету. Не стал бы рассматривать их раздельно, потому что если говорить о прессе, то все печатные издания имеют интернет-сайты и становятся его частью.
Но можно ли говорить о росте влияния интернет-сегмента?
Не думаю, что произойдет стремительный рост. Безусловно, социальные медиа создают возможности для выстраивания новых способов политических коммуникаций, но это процесс медленный. Надо четко понимать, что сегменты не живут отдельно, есть симбиоз: темы, которые поднимает ТВ получают развитие в интернете и наоборот. Было бы интересно изучать влияние интернет-сегмента на большие медиа и наоборот.
Какие примеры вы считаете показательными?
Кампанию Трампа называют кампанией в соцмедиа. Да, твиттер у штаба Дональда Трампа был калибровочным ресурсом кампании, но его контент, ссылки вели на репортажи и статьи газетах и репортажах. Или знаменитый кейс Дианы Шурыгиной - мы видели, что сначала стал популярен [пранкер, видеоблогер Николай] Соболев, потом тему взяли [ведущий "Пусть Говорят" Андрей] Малахов и все-все-все. Бывает наоборот: программа [Дмитрия Киселева на телеканале Россия1] "Вести недели". У нее есть и поклонники, хейтеры, а темы, которые поднимает Киселев, немедленно уходят в интернет. Поэтому нет "партии интернета" и "партии телевизора".
Но для большого количества граждан интернет-сервисы стали основным источником информации.
Тема, какому источнику медиапотребления люди больше доверяют, очень мало изучена. Количество просмотров или рейтинг не всегда означают доверие. Потому что формальные показатели не являются показателем эффективности того или иного способа коммуникации. Самое популярное - это развлекательный контент, и когда политический подстраивается контент под развлекательный, вы легко получаете хорошие цифры. Но не следует делать вывод, что этот контент будет мотивировать людей на те или иные политические действия.
Если говорить о политических действиях: насколько я знаю, ВЦИОМ представил Администрации Президента закрытое исследование, в котором сравнил настроения участников митингов 2012 года с настроениями тех, кто вышел 26 марта и нашел в них сходства. Считаете ли вы, что у молодежи были одинаковые цели?
Не нашел схожих моментов. Хочу сказать, что в 2012 году среди молодежной аудитории участников протестных акций было немного. Среди тех, кто вышел 26 марта, их количество значительно увеличилось, причем оно увеличилось не только что счет старшего школьного возраста, но и за счет студентов. Это, действительно, есть, но нужно понимать, что они были не основными участниками митингов.
Какой вывод дает ВЦИОМ по митингам?
Никакого особенного, кроме того, что было чуть большее количество молодых людей, чем обычно. Этому есть логическое объяснение. Я неоднократно говорил, что надо отличать реальную политику и моду. Многие примкнули к этим митингам ситуативно, не факт, что их внимание и дальше получится удерживать [на этой теме], потому что у организаторов митингов никакой молодежной программы и повестки не существует. Им просто ситуативно повезло с не очень разумными действиями отдельных чиновников. Ситуациями, когда там школьников забирали с уроков, а потом учителя приводили им странные аргументы - что если ты не поддержишь "Единую Россию", то ты "пятая колонна". Это брянская история [полиция задержала на уроке ученика старших классов за создание страницы в соцсети с призывом выйти на митинг], случай в консерватории [студентам прочитали лекцию про "пятую колонну"; преподаватель позже уволилась]. И [Алексей] Навальный этими историями умело воспользовался, чтобы ситуативно повысить число участников акций.
Вы считаете, что в ином случае их было бы меньше?
В Москве обычный протестный актив - 5000 человек, они вышли бы и так по призыву Навального или лидеров несистемной оппозиции. Мы установили эту группу во время нашего доклада про протестную волну. Тогда мы сказали, что есть группа примерно в 10000 человек, из них половина политически активна, они готовы участвовать в акциях различного рода. В итоге добавилось 5000 человек за счет того, что удалось создать хайп.
Сказалась ли тема доверия к выборам, которая стала основной для выступлений в 2012 году?
Сейчас такой проблемы нет, никто не спорит с результатами, проблема успешно решена. Кризис доверия был разрешен, были использованы методы технического контроля, каждый мог смотреть, как люди голосуют. И были результаты выборов, которые в целом отражали понимание россиян об их выборе, положении дел в стране, текущем status quo.
Проблема политического участия, безусловно, существует. Не только в России, но и в большом количестве стран. Пока не будет серьезных шагов и прорывов, которые позволили бы людям более удобно и комфортно для себя голосовать, эта проблема решена не будет ни на Западе, ни в России, ни в Азии, нигде. Есть один метод - штрафовать за неучастие, в некоторых странах он применяется. И несмотря на хорошие показатели явки, вызывает много нареканий.
В последнее время одним из самых эффективных способов вовлечения масс в выборный процесс называют референдум по местным проблемным темам - сносе хрущевок в Москве, передаче Исаакиевского собора РПЦ в Санкт-Петербурге, строительстве "Храма на воде" в Екатеринбурге.
Региональные референдумы проходили достаточно часто, и это всегда палка о двух концах. Если все параметры соблюдены - более 50 % избирателей пришли на участки и более 50% проголосовали за определенное решение - то он обратной силы не имеет, необходимо оформлять его на уровне регионального законодательства и исполнять.
То есть это рискованный инструмент?
Не сказал бы, чтобы рискованный.
Если говорить о выборах: не так давно "Медуза" опубликовала большое исследование, в нем политтехнологи и политконсультанты говорили о том, что работы нет, денег нет. Вы считаете, что перед большим избирательным циклом рынок перегрет?
Мне достаточно смешно было это слышать. Если граждане говорят, что сидят без заказов, не видят ни методичек, ни денег - так они их не видели ни 10, ни 5 лет назад. Поскольку мне часто приходилось бывать с другой стороны, я могу сказать, что всегда ощущается дефицит специалистов по самым разным направлениям. Говорилось о том, что "Единая Россия" стала центром заказов. Она что, стала от хорошей жизни? Когда я в 2005 году стал заместителем руководителя ЦИК "Единой России", у меня была задача подготовить ее к выборам 2007 года. В ходе нескольких циклов региональных кампаний я понял, что нам не хватает людей, которые готовы сопровождать эту работу. Единственное, что мы могли сделать - чтобы сотрудники исполкома становились политическими менеджерами. Партия должна быть самостоятельной в редких случаях привлекать кого-то на подряд, разве что юристов. Потому что в нужный момент сложно найти специалиста и не факт, что будет работать хорошо.
Так или иначе, кто-то контракты получает, а кто-то нет. Слышал версию о "послушании" и "кормлении" как системе выстраивания отношений: сначала ты работаешь в интересах системы, потом получаешь заказ.
Не понимаю критериев "послушания" и "кормления". Есть профессиональная работа, которую делает специалист. Есть подрядчик и заказчик: заказчик формулирует задачи, подрядчики конкурируют, чтобы работу сделать.
Близкие вам структуры получили заказ на сопровождение выборов в Пермском крае, вы подтверждаете это?
Что касается Перми, то мы, действительно, какую-то часть работы по кампании будем сопровождать. Какую - в детали вдаваться не буду. Но основную часть работы должны делать специалисты, которые работают в регионе. Я не считаю верным подход 90-х годов, когда люди приходили, делали проект, уходили. Итоги выборов - только один из этапов работы, поэтому задача добросовестных консультантов в том, чтобы сформировать работоспособную политическую машину, которая будет решать задачи в течение длительного времени.
Но практика рекомендаций по назначению политологов для ведения крупных кампаний есть?
Это не практика рекомендаций, потому что за результаты кампаний отвечает в первую очередь кандидат. Это его ответственность перед Президентом. Будущий губернатор должен быть не только технократом, управленцем, но и политическим лидером субъекта, который понимает, как работает политический инструментарий. [У Центра] могут быть пожелания, но последнее слово за кандидатами.
Вопросы - Алексей Вахрушев
