| 28 декабря, 2015 | | | Читать на сайте издания |
Приход новой политической реальности все признали после Крыма, притом что она, конечно же, существовала уже с 2012 года. В уходящем году окончательно утвердились все признаки новой внутриполитической ситуации, включая и новый политический язык – те понятия и термины, что появились в ходе третьего срока Владимира Путина.
То, что после возвращения Путина в Кремль в мае 2012 года политическая система будет реформирована, стало понятно еще в 2011 году. Увеличение срока президентства до 6 лет, одобренное еще в 2008-м, давало Путину запас времени и возможность провести серьезные изменения в том блоке вопросов, который называют внутриполитическим: идеология, выборы, партии, региональные вопросы.
Потребность перемен стала еще более актуальной после того, как в конце 2011 года сам факт выдвижения Путина в президенты вызвал настоящий внутриэлитный бунт – прозападная и либеральная их часть решила предотвратить его избрание, попытавшись организовать «болотное восстание». Его закономерный провал не отменил реформы – напротив, те системные ошибки в подходах самой власти, которые стали одной из причин «болотной» (наряду, естественно, с принципиальным неприятием путинского курса со стороны полуколониальной элиты), стали еще более заметны и вопиющи.
Именно тогда, в конце 2011 года, сменилось и руководство президентской администрации, но если назначение ее главой Сергея Иванова было вполне ожидаемым, то замена его первого заместителя, отвечавшего за внутреннюю политику, стала неожиданной. Назначение на место Владислава Суркова Вячеслава Володина сигнализировало о начале нового курса – путинского по содержанию, но володинского по исполнению.
Вместо административного регулирования политического процесса и имитации работы с путинским большинством, самым наглядным примером которой стало, конечно же, исчезновение в ходе болотных событий «массового» движения «Наши», пришла пора работы с реальностью. Именно желание выращивать настоящие цветы, а не поливать искусственные, и стало главным смыслом внутренней политики Кремля в последние четыре года. Об этом свидетельствует и новый политический язык, новые термины, появившиеся в этот период. О некоторых из них на днях напомнил политолог Константин Костин, который, собственно говоря, и является одним из тех, кто все это время конструировал «володинскую весну».
Конечно, сам этот термин достаточно условен, хотя он и обозначает те изменения, которые Кремль упрямо навязывает «элите». Пробивает, принуждает, склоняет – все эти термины подходят для описания того, что приходится делать для создания новой политической ситуации.
В которой главной силой стало «путинское большинство» – надпартийное, патриотически настроенное, разделяющее в той или иной конфигурации взгляды Путина и поддерживающее его политику. Наличие этого большинства стало ключевым фактором не только внутренней политики, но и самой устойчивости России в сложнейший период трансформации всего мирового порядка. Именно это, по сути, и имел в виду тот же Володин, когда осенью 2014-го на встрече с «Валдайским клубом» сказал: «Есть Путин – есть Россия».
Путин как символ этого большинства – если есть устойчивое единство вокруг необходимости отстаивания национальных интересов как вовне, так и внутри страны, то Россия успешно пройдет все испытания. Народное единство вообще в России относится к ключевым составляющим национальной идеи, а в условиях бури и шторма без него в принципе не обойтись. Обозначение этого единства как «путинского большинства» – это всего лишь констатация реальности.
Формирование этого большинства было зафиксировано после Крыма, когда появился и еще один термин – «крымский консенсус», которым стали обозначать согласие большей части общества с действиями Путина, даже сплочение вокруг фигуры президента. Это явление появилось в одно время с «русской весной», «вежливыми людьми», «ватниками» – с тем, что стало обозначать возрождение русского духа внутри страны и его действие на всем пространстве русского мира. Патриотизм как необсуждаемый фундамент всех споров о будущем России (то, к чему в предыдущие годы постоянно призывал Путин) победил и во внутриполитической повестке, но сама по себе эта победа означала лишь начало большой работы по реформированию самых разных сторон нашей жизни, от школьного образования до выборной практики.
При этом крымский консенсус появился вовсе не на пустом месте – с сентября 2011 года, когда было озвучено решение о выдвижении Путина в президенты, с зимы того же года, когда появились его программные предвыборные статьи, национальный лидер (этот термин не слишком прижился) упорно гнул свою линию, ту самую, которая и привела к Крыму.
Все эти четыре года Путин все больше напрямую опирается на устойчивое «путинское большинство» – с одной стороны, оно является его главным ресурсом и источником силы, а с другой, он сам служит проводником воли и мнения народного большинства. Ресурс поддержки Владимира Путина (который формально называют рейтингом) огромен, и этот ресурс он хочет использовать во благо страны, распоряжаясь им в том числе и для принуждения номенклатуры в частности и «элиты» в целом к изменениям.
Именно поэтому наряду с «путинским большинством» устойчивым понятием последних четырех лет стала «национализация элиты» – процесс, начатый с запрета на заграничные счета для чиновников и продолженный деофшоризацией экономики, то есть курс на приближение элит к народу. В этой политике главное уже даже не избавление элит от «низкопоклонства» (то есть незнания собственного исторического опыта и выбор в пользу западного, порой не просто неприменимого, но и опасного для нашей цивилизации) и космополитизма, хотя и этот процесс не закончен, а в идеологической сфере только начат. Важнее всего сближение элит с интересами народа во внутриполитическом и мировоззренческом смыслах, то есть реальная постановка деятельности той же номенклатуры под общественный контроль, придание ей национального по сути и смыслам характера. «Национализация» проводится в интересах большинства – и Кремль принуждает к ней не только борьбой с коррупцией и патриотической идеологией, но и постоянным напоминанием о необходимости диалога с обществом, привлечением к работе вместе с властями неравнодушных и активных граждан. Точно так же, как и установкой на отказ от манипуляций на выборах, на повышение их конкурентности и легитимности.
Естественно, все это вызывает сопротивление, но сам отказ от модели «партии власти» и переход к широкой коалиции разных сил в рамках «путинского большинства» дает Кремлю дополнительные возможности как для продвижения конкурентоспособности, так и для обновления «элиты».
Принудительное внедрение праймериз для политических партий и, в первую очередь, для чиновничьей «Единой России», контроль за попытками регионального начальства зачистить поле перед выборами, отказ от накрутки результатов с помощью административного ресурса – это часть кремлевской стратегии. С другой стороны, увеличение давления снизу – через поддержку реальных общественных активистов на местах, через постепенный рост мощи путинского Народного фронта, который организует различные формы контроля над номенклатурой. Снова становится актуальным забытое советское словосочетание «общественный контроль», вошли в политический лексикон и форматы работы ОНФ, такие как «форум действий» или «рейтинг расточительности». А в следующем году и сам «путинский фронт» станет главным героем думских выборов и их абсолютно предсказуемым победителем.
И в этом нет никакого «культа личности» Путина – президент пользуется уважением и доверием людей вовсе не потому, что им об этом рассказывают с школьных лет или внушают из телевизора. За 16 путинских лет действительно успело уже вырасти целое путинское поколение – но ни о каком воспитании его в духе «любви и преданности» нет и речи. Путин и сам, по своему складу личности, не любит лести и подхалимства, а главное, русские вообще не склонны впадать в восточный экстаз по поводу «вождя». Люди ценят то, что видят – что говорит и делает президент, во что он верит, как общается с людьми, каковы результаты его работы.
Понятно, что страну развивает не Путин, а народ, но президент долгие годы руководит государством, за эти годы люди хорошо узнали его качества, поняли его мотивацию. Естественно, кому-то не нравятся те или иные черты или взгляды Путина, но мало кто ставит под сомнение его преданность России и желание сделать все для ее блага.
Более того, те, кто долгие годы пытается дискредитировать Путина, в итоге дискредитировали сами себя, причем их собственные нападки на личность президента сделали для их маргинализации гораздо больше, чем любые обличения в их адрес из уст сторонников Путина. На Путина вообще бесполезно нападать – не потому, что он тефлоновый, а потому, что большинство его сторонников полагаются на собственные впечатления и свой собственный опыт восприятия президента. Точно так же бесполезно и хвалить Путина – как это периодически пытаются делать из искреннего восхищения, глупости или лизоблюдства те или иные персонажи. Путину эта похвала не нужна, русский народ и так ценит своего президента, зная его сильные и слабые (как у любого человека) стороны.
Доверие и уважение к Путину – это ведь не его личное достояние, это политический ресурс всей страны. Да, Путин получает дополнительные силы от того, что чувствует за собой такую мощную поддержку, но ведь эта поддержка обусловлена тем, что он делает именно то, чего хочет народ. Его сила – именно в том, что он и сам как личность является естественной частью этого «путинского большинства». Как в этом все могли убедиться 9 мая, когда Владимир Путин прошел по Красной площади в качестве одного из миллионов участников «Бессмертного полка».
Текст: Петр Акопов