Статьи на ту же тему

События и комментарии экспертов фонда

| 04 декабря, 2012

Реванш интеллектуального класса

Политолог Борис Межуев — о годовщине российских протестов

5 декабря 2012 года исполнится год со времени начала так называемого городского протеста.

Именно в этот день год назад, после митинга на Чистых прудах будущий лидер Координационного совета оппозиции, а тогда просто популярный блогер Алексей Навальный повел отряд своих соратников на Лубянскую площадь в знак протеста против нарушений в ходе думских выборов. Людей, готовых пойти за Навальным, оказалось в разы больше, чем можно было предположить на основании всех предыдущих выступлений оппозиции. После того как Навального с рядом других оппозиционеров забрали в отделение милиции, в Москве началось спонтанное политическое брожение, вылившееся в конце концов в разрешенный властями 30-тысячный митинг на Болотной площади. Так называемое болотное движение было явно поддержано и, можно сказать, взращено московскими медийными, преимущественно сетевыми, ресурсами. Оппозиция немедленно стала модной, а ее наиболее яркий герой Алексей Навальный вообще превратился в течение 2011 года в кумира московского офисного планктона. Власть столкнулась с новой, необычной для себя ситуацией «политического пробуждения» среднего класса столицы, черпающего энергию в том числе и от раздражения безрадостными экономическими порядками со стороны обездоленной русской глубинки.

Сегодня годовщину начала протестной активности предпочитают отмечать лояльные публицисты. Сами оппозиционеры помалкивают, и понятно почему: год 2012 принес им почти исключительно одни разочарования. Константин Костин, презентуя для публики новый доклад своего фонда под названием «Новая протестная волна: мифы и реальность», ссылается на написанное специально для этого документа эссе Антона Красовского, в котором справедливо констатируется: «Протест захлебнулся в самом себе, мода прошла, и любые попытки вернуть актуальность протесту приводят к семичасовым обсуждениям регламента заседания КС».

Упреки оппозиции, что она зациклилась на себе, на собственных преимущественно мало уже кого волнующих идеологических разногласиях, стали общим местом лояльной публицистики. Но общим местом публицистики оппозиционной стало столь же справедливое утверждение, что и власть закрылась и захлопнулась и утратила налаженные каналы коммуникации даже со своим традиционным избирателем. Не повторяя в сотый раз эти трюизмы, зададимся вопросом, а кто все-таки выиграл и кто проиграл в ходе минувшего «политического пробуждения».

Политически ответить на этот вопрос невозможно, потому что кризис не породил никаких новых политических субъектов и не реанимировал старых. Из оппозиционных организаций наиболее заметен был, пожалуй, «Левый фронт»: на какой-то момент он стал чуть ли главной силой оппозиции, но на выборах в Координационный совет его лидеры потерпели полное фиаско. Ничего другого политически значимого так и не возникло.

Любопытно, однако, посмотреть на этот вопрос с социальной точки зрения: какие классы выиграли в ходе «политического пробуждения», а какие утратили прежнюю культурную гегемонию. И вот здесь у нас имеется не совсем тривиальный ответ. Свою битву однозначно проиграл так называемый креативный класс, то есть преданный капитализму и тяготеющий к Европе слой высокооплачиваемых интеллектуалов, профессионалов в области информационных технологий, пиара, виртуальных СМИ, издателей, писателей и читателей гламурных журналов. До политического кризиса это был абсолютно уверенный в себе и в своем положении в обществе слой людей, чьи вкусы и предпочтения — мягко говоря, небесспорные — считались во многих элитных кругах, в том числе и некоторыми представителями власти, последним писком интеллектуальной моды.

Личный пример — до 2008 года я был далек от власти и от провластного слоя интеллектуалов, но как только я оказался внутри него, с самых разных сторон я слышал одно и то же: нельзя оставаться современным человеком и не читать журнал «Афиша». Потом к «Афише» стали приплюсовываться такие слова, как «Сноб», «Слон», «Опенспейс», потом «Кольт». Что-то из этого читать было интересно, что-то совсем скучно, но к 2011 году весь этот гламурно-креативный мир стал чувствовать себя хотя и не хозяином в стране, но, безусловно, властителем дум в собственном «Большом городе».

И что от всего этого богатства осталось к настоящему моменту?

Прежде всего власть дала понять, что, как бы она не любила читающих всю эту продукцию собственных детей, идеологически она — другая, более традиционная, менее вызывающая. Но и на улице стали преобладать другие люди. В итоге креативный класс оказался буквально разъят между, условно говоря, Холманских и Удальцовым. Какие-то издания были просто закрыты, какие-то типа той же «Афиши» реорганизованы настолько, что стали вполне соответствовать своему названию, не более того. Класс, может быть, и не сократился в численном отношении и даже не утратил покупательной способности, но влияние его на общество, в том числе на молодежь, думаю, снизилось в разы.

Кто же в таком случае победил? Думаю, как часто бывает в таких случаях, победили именно те, на кого мало кто делал ставку. Победило молодое поколение интеллектуального класса, проще говоря, студенчество. На последнем сентябрьском выступлении оппозиции самой многочисленной и самой организованной колонной выступила Инициативная группа студентов МГУ. Уже сейчас видно, что академическая жизнь в ведущих московских университетах постепенно оживает, и это в то время, когда наша экономика находится в состоянии временной стагнации, а политика в целом соответствует состоянию экономики.

Центр интеллектуальной жизни явно перемещается в вузы страны. Кстати говоря, показательны споры в оппозиционной среде относительно качества имеющихся у ее лидеров кандидатских дипломов. Сами дипломы, которые еще года три назад, воспринимались как лишняя строчка в резюме, теперь становятся важной верификационной грамотой. Все больше людей, попробовавших себя в два последних десятилетия на самых разных нивах, теперь возвращаются в академические цеха, понимая, что только присутствие в них — в каком бы плачевном состоянии они не находились — гарантируют независимый от любой конъюнктуры интеллектуальный статус.

Можно сделать вывод, что студенчество станет в ближайшем будущем основной движущей силой, классом, способным обрести новую культурную гегемонию в обществе, пораженном недугом культурной и экономической стагнации. Кроме того, студенчество и те, кто будет представлять его интересы, должны почувствовать себя тем слоем, который естественным образом стягивает в себе лучший человеческий капитал столицы и региональных центров. Думаю, уже сейчас в академических залах и компьютерных классах рождается новая «Молодая Россия», готовящая новую волну «политического пробуждения», но уже с радикально иной — более прогрессистской — идеологией, которая сможет сочетать требования экономического обновления, политического раскрепощения и академических свобод. Надеюсь, нынешний политический класс сможет найти общий язык с этой ушедшей в академическое подполье молодой генерацией интеллектуального класса. Тогда очередная «протестная волна» не приведет к серьезным и катастрофическим разрушениям, подобно «перестройке-1», но и не оставит после себя горький осадок разочарования, подобно «перестройке-2».