Статьи на ту же тему

События и комментарии экспертов фонда

| 04 июля, 2016

Константин Костин: важно, чтобы выборы не потрясали основы государства

В России стартовал самый крупный выборный цикл с 2011 года: на осенних выборах в Госдуму вместе с партиями за депутатские кресла будут бороться одномандатники и самовыдвиженцы, в перспективе до 2018 года завершится цикл выборов глав регионов и пройдет президентская кампания. «ФедералПресс» обсудил актуальные тенденции формирования политического пространства с председателем правления Фонда развития гражданского общества Константином Костиным.

В последние месяцы регулярно говорят о кризисе доверия к выборам. Откуда взялась эта тема — учитывая, что до этого избирательные кампании, в том числе 2011 года, которую широко критиковала несистемная оппозиция и которая вылилась в массовые протесты, не подвергалась сомнению?

Это достаточно долгий процесс. Я бы выделил несколько причин. Во-первых, кризис доверия 2011 года был вызван тем, что появилось большое количество новых социальных групп, которые осознали себя политически и голосовали по принципу «за любого, только не за «Единую Россию». Выборы состоялись, кто-то из них сходил и проголосовал , кто-то нет , но в итоге они не увидели своих представителей в парламенте и стали выражать недовольство, в том числе с помощью уличных мероприятий, чем очень эффективно воспользовалась оппозиция. Но ненадолго, потому что несистемную оппозицию эти люди тоже не видели своими представителями. Во-вторых, достаточно активно предпринимались внешние попытки по дискредитации нашей политической системы.

Быстро последовала официальная реакция.

Логичным ответом на кризис доверия стало расширение числа участников политического выборного процесса: в 2011 году в выборах участвовало семь партий, сейчас как минимум 14. Это один из ходов на повышение доверия к системе.

Ну и, безусловно, крайне важны те подходы, практики, которые были у ЦИК. Там состоялась смена руководителя, потому что все недовольство этих людей, и справедливое, и несправедливое воплощалось конкретно в недовольстве руководством ЦИК.

Получилось, что вину на себя взял глава ЦИК и лично Владимир Чуров, а выборы, получается, были легитимными.

Выборы и были легитимными. Легитимность и восприятие легитимности — разные вещи. Процедура были легитимной, потому что большинство граждан голосовало, а на улицы выходило меньшинство.

Но Володин достаточно ясно сказал...

Володин говорил, что надо думать не о процентах, а о доверии к процентам. О том, какое будет к ним отношение. Поэтому большое значение и имеют те шаги, о которых мы говорим: обновление ЦИК и расширение количества участников, установка на необходимость обеспечить открытость и конкурентность электоральных процедур.

«Единую Россию» неоднократно критиковали за использование адмресурса. На какую поддержку избирателей может она рассчитывать с новыми правилами — «конкурентность, открытость, легитимность»?

Не менее 70 % кандидатов от «Единой России» по одномандатным округам можно уверенно назвать фаворитами избирательной кампании. Если говорить о результате по списку, я думаю, что текущий рейтинг партии находится на уровне где-то около 45 %. Для единороссов критически важно во время кампании актуализировать себя с Владимиром Путиным как с создателем партии и национальным лидером, главой государства.

На что в таком случае могу рассчитывать непарламентские партии?

Для слабых думских партий и непарламентских движений, особенно созданных после 2012-го, предстоящие выборы — по сути, момент истины. Те, кто не сумеет набрать 3 % голосов или получить представительство по одномандатным округам, почти не имеют будущего. В следующие пять лет они окажутся в положении второгодников — в сравнении с теми, у кого это получится. Госфинансирование и парламентская трибуна станут необходимым условием для дальнейшего развития партий.Тем более, что коридор возможностей не очень широкий. Если посмотреть электоральную статистику выборов за последние 10 лет, то становится очевидным, что 4 парламентские партии плюс «Яблоко» отражают политические предпочтения 85% населения России. Так что, остается 15% на всех.

Гонка официально началась. Как, на ваш взгляд, повлияет на результаты возвращение смешанной системы выборов?

Сильно. Это, кстати, еще одна из интриг этой кампании — наличие у партий политиков, которые способны эффективно работать в одномандатных округах. Мне кажется, крайне важно, что региональные элиты и жители субъектов получат своих представителей в федеральном парламенте. Это сбалансирует систему в целом — партийную и политическую. Кроме того, это даст хорошие возможности для расширения политического представительства в следующей Думе.

Говоря о других особенностях предстоящих выборов, эксперты уделяют особое значение так называемым swing voter, или блуждающим избирателям. Насколько велико их значение, на ваш взгляд?

Блуждающий избиратель существовал на всех выборах. К слову, таких избирателей очень немного. Коллеги-политтехнологи любят преувеличивать этот фактор, чтобы получать дополнительные бюджеты на мобилизацию последней недели, последнего дня и последнего часа [голосования]. Это исключительно бизнес, который никак не подтвержден — ни научно, ни социологически.

Будущее многих партий в Госдуме зависит как раз от нескольких процентов

Действительно, существует два-три процента избирателей, которые могут сильно добавить голосов какой-то оппозиционной партии, если они консолидировано примут такое решение. К примеру, если захотят поставить точку в вечном споре коммунистов и либерал-демократов: кто окажется на втором месте. Или же решить, кто окажется на третьем месте — «Справедливая Россия» или ЛДПР. Избиратели могут существенно помочь партии «Яблоко», которая громко заявляет, что вернется в федеральный парламент, но пока, кроме как пройти за счет одномандатников, никаких других шансов у них на это нет.

Насколько реально для кого-то из партий или кандидатов это сделать?

Как только кто-то пытается направить таких людей в некое русло, чтобы они голосовали за представителей той или иной партии, блуждающие избиратели переходят в категорию ситуативного электората. Это те граждане, которые сейчас не поддерживают никого, но в зависимости от ситуации будут готовы проголосовать за ту или иную партию. При этом они определятся со своим выбором гораздо раньше, чем в последний день голосования. К слову, этот электорат гораздо важнее, и таких людей намного больше — от 5 до 20 процентов в зависимости от уровня выборов. Обычно это те, кто на вопросы социологов отвечают, что примут участие в выборах, но пока не определились за кого будут голосовать. Именно за этих избирателей идет межпартийная борьба в последний месяц избирательной кампании.

Символично, что в канун старта этого избирательного периода исполняется двадцать лет с момента завершения первой крупной выборной кампании в новейшей истории страны, когда президентом был выбран Борис Ельцин. Нет ли у вас ощущения, что политика за последние годы высушена, а крымский консенсус и «путинское большинство» привели к тому, что избиратель не видит разницы между действиями партий?

Избиратель все видит. Другое дело, что среди электората всех оппозиционных партий есть сторонники Владимира Путина. И на выборах президента, не на выборах в Госдуму эти люди [сторонники оппозиционных партий] будут голосовать не за руководителя партии, которую поддерживают, а за Владимира Путина. Эта ситуация есть, но она нормальная. Она наблюдалась во многих демократиях, не только в России. А так конкуренция, на мой взгляд, есть, и избиратель партии отличает.

И это не кризис партийного строительства?

Безусловно, та проблема, о которой вы говорите, существует. Действительно, есть недостаток нормальных партийных программ, альтернатив. Я часто спорю с нашими оппозиционными думскими партиями на различных ток-шоу. Говорю, хорошо, завтра у вас большинство. Что вы будете делать? И звучат фрагментарные предложения. Одни говорят про образование, другие про мобилизационную экономику. Такой целостной программы развития страны, которая была бы альтернативой тому, что предлагает «Единая Россия», нет. Те же коммунисты во многом едут на старой идее, на ностальгии по Советскому Союзу. А когда их спрашиваешь про новые подходы, говорят, например, «давайте уберем ЕГЭ».

Приводят в качестве примера частные случаи. То есть вы считаете, что конкуренции стало меньше?

Не меньше. Другое дело — и это крайне важно, это говорит о зрелости демократии — что у нас эта конкуренция идет в достаточно четких, обозначенных законодательством рамках. Если вы помните, тогда [двадцать лет назад] была такая ситуация, что каждые выборы ставился вопрос «быть или не быть». Сейчас такого вопроса нет, есть конкуренция подходов. Есть интрига - кто получит больше голосов избирателей в свою поддержку? Но основы государства выборы не потрясают, и это крайне важно.

Но тогда были выборы, на которых у президента был реальный оппонент, который мог добиться второго тура.

Безусловно, быть конкурентом Путина крайне непросто. Он занимает уникальное место и в сознании граждан. Посмотрите на показатели доверия, которые лежат в основе всех политических рейтингов, они очень высокие. Люди уверены, что в каждой ситуации Владимир Путин действует в их интересах и поступает наилучшим образом.

И это не проблема для страны?

Не проблема. Вы что, думаете, Америке не нравился Франклин Рузвельт? Или Германии — Конрад Аденауэр? В истории многих стран были политические лидеры, которые своей работой, деятельностью меняли политическую реальность и сложившиеся до этого политические практики и подходы.

Вопросы — Алексей Вахрушев