События и комментарии экспертов фонда

  |  30 октября, 2014   |   Читать на сайте издания

Есть ли в России политзаключенные?

 

Сорок лет назад заключенные пермских и мордовских лагерей провели однодневную голодовку с требованием гуманизации режима и предоставления им статуса политических заключенных. С тех пор акции протеста в тюрьмах стали проходить каждый год, а 30 октября стал Днем политзаключенного. «Сноб» свел в виртуальном поединке политтехнолога, председателя правления Фонда развития гражданского общества Константина Костина и правозащитника, советского диссидента Александра Подрабинека: у них полярное отношение к проблеме политзэков. 

 

О политзаключенных

 

 

 
 
Константин Костин
 
С понятием «политического заключенного» все просто — это люди, которые преследуются за выражение своих политических взглядов. Наличие или отсутствие в законодательстве специальных статей, которые делают возможным такое преследование, по сути является водоразделом между свободным и несвободным обществом. В России есть свобода совести, поэтому убеждения человека не могут стать причиной для уголовного дела. В Советском Союзе было иначе: бесконечно разоблачались «враги народа» или ведущие «антисоветсткую деятельность» — сам этот термин четко указывает на политическую мотивированность судебных решений. Когда диссиденты вышли в 1968 году с плакатом «За нашу и вашу свободу!» против введения в Чехословакию войск СССР, проблема была не в том, что акция состоялась на Красной площади. Они точно также могли развернуть плакат в собственном дворе и все равно бы подверглись преследованию. В этом отличие Союза от сегодняшней России: на согласованных митингах звучат оппозиционные лозунги и это не становится причиной преследования. В России есть возможность выражать любую оппозиционную точку зрения и в СМИ и на массовых мероприятиях. Поэтому проведение параллелей с советскими репрессиями попросту неуместно.
 
Александр Подрабинек
 
Политзаключенных сегодня становится все больше и больше. Половина россиян допускают повторение массовых политических репрессий 1930-х годов. Это значит, что в событиях сегодняшнего дня люди чувствуют дух советской эпохи. А дух советской эпохи — это дух репрессий и беззакония. Разные общественные и политические силы не могут договориться, кого считать «политическими заключенными». Такой разнобой вызван тем, что с советских времен это понятие окутано флером романтизма, жертвенности и героизма. Политические заключенные советских времен были понятны и ясны, демократическая часть общества выступала в их защиту беспрекословно. Сегодня сфера политической деятельности значительно расширилась, политические действия стали разнообразнее и включают в себя не только мирные, но и насильственные деяния. И суть у них разная: сегодня есть не только либеральная и демократическая оппозиция, появились националистические, великодержавные, шовинистические силы — и власти сажают людей из разных лагерей. Я не хочу утверждать, что попавшие под уголовное преследование националисты или обратившиеся к оружию ради политических целей люди — ангелы. Но если строго придерживаться значения слов «политический заключенный», то это человек, арестованный по политическим мотивам. В таком случае мы не можем лукавить и должны признать политзэками и Владимира Квачкова, и Никиту Тихонова. Все понимают эту логику, но душа с таким определением смириться не может: как так, политзаключенные всегда были такие хорошие, а теперь это Бог знает кто! В результате неопределенности этого понятия существуют разные списки политзаключенных: одни помогают Квачкову и убийцам Тихонову и Хасис, а другие — тем, кто борется за свободу слова и выходит на митинги.
 
 

О тех, кто выдает себя за политзаключенных

 

 

 
 
Константин Костин
 
Сегодня в России нет политических заключенных, нет людей, основанием преследования которых стала их политическая или общественная деятельность, их взгляды и убеждения, а не какие-то иные деяния. И в США, и в Европе, и в России есть люди, которые являются акторами политической и общественной жизни, но получают наказание за правонарушения, не связанные с их политической деятельностью. Если в Советском Союзе была отдельная статья за инакомыслие, по которой люди попадали в места лишения свободы, то сегодня политическая активность не имеет значения. Сегодня люди отвечают перед судом за уклонение от налогов, хулиганские действия и иные деяния. Некоторые, чтобы отвлечь внимание от своих правонарушений, пытаются сказать, что их преследование связано с их общественной позицией, которая является оппозиционной, не нравится властям. Но тот факт, что человек занимается политикой и общественной деятельностью, не является презумпцией невиновности. Так же как и все остальные граждане он должен соблюдать закон. Например, активистов «Гринпис» арестовывают по всему миру, и в Великобритании, и во Франции, потому что их акции часто носят провокационный и хулиганский характер. На участников Occupy Wall Street было заведено 1,5 тысячи уголовных дел за нарушение законов США. Часто забывается, что в России есть случаи, когда представители парламентских партий и партии власти, несут наказание за свои правонарушения.
 
Александр Подрабинек
 
Не стоит путать политические дела с недобросовестной работой следствия. Да, оно часто действует по заказу властей, например, немедленно ищет виновных в аварии на взлетной полосе во Внукове. Но это не политическая мотивация, а конъюнктурная. Многие люди, которые совершают уголовное преступление или обвиняются в нем, часто пытаются получить общественную поддержку, переводя свое дело в политическую плоскость. Так бывает с чиновниками и коррупционерами, под ногами которых чуть-чуть зашаталась земля. Тогда они начинают заявлять о том, что их судят как политических врагов режима. Выявить манипуляции всегда было проблемой, даже в советские годы. В уголовных зонах, где я сидел, часто случались истории, когда человек проигрался в карты и знает, что его поставят за долги на нож. Сбежать от угрозы с зоны некуда. Тогда человек вырезал себе на лбу «Раб КПСС», против него возбуждалось уголовное дело по антисоветской агитации и пропаганде, и его благополучно переводили в политический лагерь. Возникает спор: с одной стороны, человек сидит по политической статье, а с другой — мотивы его действий абсолютно очевидны. Единственным надежным инструментом для разбирательства в таких делах было сильное правозащитное и диссидентское сообщество.
 
 

О диалоге с властью

 

 

 
 
Константин Костин
 
Нельзя выделять политиков, общественных деятелей и оппозиционеров в отдельную касту и применять к ним другие подходы, писать под них отдельные законы. Закон един для всех. Важно соблюдать принцип справедливости. Нельзя отдавать приоритет каким-то заключенным только потому, что кто-то называет их политическими. Демократия — это не только определенная политическая система, которая гарантирует права и свободы человека, но и форма организации государства. У любого демократического государства есть полицейская функция. На правонарушения необходимо реагировать в соответствии с законом независимо от того, носителем какой политической идеологии является нарушитель. Фонд «Общественное мнение» провел исследование, согласно которому половина россиян считает возможным повторение политических репрессий 1930-х годов, которые затронули значительную часть населения. Общество, и советское, и российское до конца не осмыслило это явление. Были и признание ошибок, и «Возвращение имен», и реабилитации, но события 1930-х еще не пережиты нашим обществом. Пока этого не произойдет, россияне будут опасаться повторения подобных событий. Как у Высоцкого: «Эх, Гиська, мы одна семья - вы тоже пострадавшие! Вы тоже - пострадавшие, а значит - обрусевшие: мои - без вести павшие, твои - безвинно севшие».
 
Александр Подрабинек
 
С властью необходимо взаимодействовать. Мне представляется наиболее плодотворным диалог в форме вербальной конфронтации: разговаривать с властью по душам не получится — это не те люди, у которых есть душа. А ставить жесткие требования, безусловно, надо. Чем больше людей следит за судьбой человека, тем меньше вероятность, что в лагере с ним случатся неприятности. Гласность и общественные кампании всегда помогают положению несправедливо осужденных. Власти становятся настороженнее: боятся допустить вопиющее беззаконие и применять насилие. К сожалению, организации, которые занимаются поддержкой политических, можно пересчитать по пальцам. На диалог с властью может пойти и сам политзаключенный, но помилование — это личное дело каждого. Как в «Капитанской дочке», когда Машенька приезжает к Екатерине, и Екатерина спрашивает ее: «Вы, наверное, алчете справедливости?», — Машенька ей говорит: «Я милости прошу, а не справедливости». Помилование — это просьба о милости, человек вынужден примириться со своим приговором, а значит, перестать требовать справедливости.